Ленинград, я еще не хочу умирать
“Ленинград, я еще не хочу умирать”
Культура
Подлинные поэты – всегда пророки, их стихи, осознанно или нет, часто становятся предвидением. Осип Мандельштам написал вот эти трагические стихи:
Ленинград, я еще не хочу умирать!
У тебя телефонов моих номера.
Ленинград, у меня еще есть адреса,
По которым найду мертвецов голоса
за 9 лет до начала Блокады Ленинграда армией Германии, и они звучат как пророчество.
В годы Блокады (8сентября 1941 года – 27 января 1944 года) поэты Ленинграда, его композиторы и писатели, помогали людям выстоять: 800 000 жителей умерло, но более двух миллионов остались живы.
27 января 1944 года– день окончательного снятия Ленинградской блокады, и этот праздник воистину – со слезами на глазах.
Так он и представлен в спектакле литературного театра «Диалог» под руководством Ирины Волкович. Она же автор сценария и постановщик этой литературно-музыкальной композиции «Я говорю с тобой из Ленинграда…»., названной строчкой из стихотворения Ольги Берггольц – поэта, который в 1942 году, в осажденном Ленинграде, создала свои лучшие поэмы, посвященные защитникам города. Она читала их по радио, в прямом эфире обращаясь к борющимся ленинградцам.
Забыть этого нельзя, но и вспоминать тяжело, и более других – ленинградцам, особенно тем, кто все видел и выжил. Они, я думаю, придут на спектакль в «Шорфронт», чтобы помянуть ушедших и почтить их память. Спектакль поможет им сделать это по-ленинградски: строго и скупо, с точным соблюдением чувства меры, без излишних сантиментов – только любовь и только правда.
Ленинградцы не становятся в иммиграции бывшими: они интеллигентны, сдержанны, благородны – как и подобает наследникам петербуржцев, как и надлежит быть их потомкам. Понятно, что стихов в спектакле более всего: Ленинград без стихов Анны Ахматовой – не Ленинград; как и осажденный город – без поэзии Ольги Берггольц и Веры Инбер, тоже оказавшейся в те дни на «Пулковском меридиане». «У войны не женское лицо» – это написала Светлана Алексиевич, но можно ли это сказать о ленинградских поэтессах?.. Нет!
Интонационно, очень точно эмоционально угадано, стихи читает Роман Фрейд, убедительно воссоздавая напряженное дыхание времени. Елена Соловей становится то Ольгой Берггольц – когда сидит за стареньким письменным столом в импровизированной ленинградской радиостудии середины 40-х, перед стилизованным же микрофоном тех лет; то выходит на авансцену, чтобы прочитать прозу – отрывки из «Блокадной книги» Даниила Гранина и Олеся Адамовича. Образность стихов и по контрасту подчеркнутая документальность рассказа Гранина и Адамовича о событиях по сути дела невероятных, – в этом контрапункте скрыт трагический апофеоз спектакля.
Из реквизита, кроме стола с микрофоном, только экран, и только черный рояль. Экран и рояль – это приглашение в спектакль Дмитрия Шостаковича, работающего над легендарной «Седьмой (Ленинградской)» симфонией; это также хроника гиблых блокадных дней, это исполнение «Седьмой» оставшимися в живых оркестрантами с Элиасбергом во главе.
Сколько же ей, юной Тане Савичевой, нужно было выдержки, чтобы написать своим неровным детским почерком в записной книжке: «Умерли все. Осталась я одна». Умерла и Таня, немного не дожив до снятия блокады.
О, ночное воющее небо,
дрожь земли, обвал невдалеке,
бедный ленинградский ломтик хлеба –
он почти не весит на руке…
Для того, чтоб жить в кольце блокады,
ежедневно смертный слышать свист, –
сколько силы нам, соседка, надо,
сколько ненависти и любви…
Ирина Загорнова с Сергеем Побединским, точно в стилистике спектакля, проникновенно поют песни под «живую» гитару Сергея. О том, что «нам нужна одна победа, одна на всех, мы за ценой не постоим». Хорошо поют. Хороши стихи Окуджавы. И все же, все же, все же… Не слишком велика ли все-таки была цена Победы?
Ирина и Сергей опускают крышку рояля, и на его черную лакированную поверхность ложатся красные цветы. Финал?
Нет! Потому что силы, ненависти и любви у ленинградцев было, как говорила Берггольц,
Столько, что минутами в смятенье
ты сама себя не узнаешь:
«Вынесу ли? Хватит ли терпенья?»
– «Вынесешь. Дотерпишь. Доживешь».
И дожили. Гимном Ленинграду – финальные кадры, показывающие восстановленный красавец-город. Вот теперь это финал, несмотря ни на что, торжествующий.
Такой спектакль не могут сделать люди равнодушные. Равнодушные зрители могут на спектакль прийти, но уйти? Вряд ли…
Я беседую о спектакле с Народной артисткой России Еленой Соловей.
– Как вы думаете, современен и своевременен ли спектакль?
– Главная мысль спектакля, на мой взгляд, это то, что человеческий фактор во время блокады не может быть переоценен: то, как люди прошли через блокаду, как в это время в них открывалось, с одной стороны, все лучшее, и, с другой – худшее.
– Вы читаете стихи Берггольц, Ахматовой и много разных других. Что их объединяет? Читали ли вы стихи со сцены прежде?
-Нет, у меня в репертуаре были прозаические программы. По правде говоря, я боюсь читать стихи. Когда я еще училась во ВГИКе, в Мастерской Бабочкина, Борис Андреевич внушил нам, студентам, мысль, что актеры читать стихов не умеют, что стихи должны читать поэты. Но сам-то он замечательно читал стихи…
Наш спектакль – спектакль гражданского звучания, и это объединило и стихи, и прозу, и фильм…
А моей задачей как актрисы было соединить все это естественно, без видимых швов.
Елена Соловей – не просто актриса. Она – хорошая актриса, и вместе с достойными ее партнерами: Р. Фрейдом, С. Побединским, И. Загорновой, вместе с Ириной Волкович, а также чернокожим кинооператором Роулом Джакменом, им удалось создать взволнованное произведение искусства.
Юлий Дифин